Наверное, разница в мировоззрении форумчан (выливающаяся периодически в споры) частично обусловлена их принадлежностью к той или иной волне приезжающих, определяемой временными рамками. Вот мне бы и хотелось поговорить об этих волнах подробнее, разделив приехавших в ЮАР русских на три большие группы и назвав их условно:
1) Отчаянные (начало—середина 90-х)
2) Осмотрительные (середина—конец 90-х)
3) Жёны и гастарбайтеры (конец 90-х—начало 2000-х).
Так как Россия и ЮАР с начала девяностых прошлого века претерпели огромные социально-экономические перемены, соответственно и оценка юаровской действительности различается от потока к потоку, ибо основывается на особенностях данного этапа развития обеих стран.
1) Отчаянные (начало—середина 90-х)
Приехали из переживающего глубокий экономический кризис СССР/России, в стагнирующую (−2% роста ВНП в начале 90-х) и стоящую у порога неизвестности ЮАР (уже тогда призрак Зимбабве ходил по ЮАРопе).
Наверное, это была самая многочисленная и пёстрая иммиграционная волна (к которой, покинув ещё горбачевский СССР, принадлежу и я). Большинству, приехавшему через Израиль, терять особенно было нечего и отступать некуда: советского гражданства лишили, азиатский же Израиль с его малой территорией, обязательной воинской повинностью, жарой и хамством как-то не впечатлял.
Подумать только, при пока ещё отсутствии дипломатических отношении между ЮАР и СССР/Россией, целые гостиницы в Hillbrow и Berea «говорили» по-русски (для справедливости следует добавить — и по-болгарски. Братский народ и здесь оказался рядом).
Вот где было времечко! Врач мог прекрасно сосуществовать с жуликом, жулик — с бывшим партработником, бывший партработник — с бизнесменом, а последний — с работягой. Хотя, в это динамичное время социальные границы оказались размытыми, и врач мог превратиться в жулика, жулик — в бизнесмена, бизнесмен — в безработного банкрота, а бывший партработник — в работягу. Правда, случаев превращения работяг во врачей (и бывших партработников, — это я хохмлю) не замечено. А сколько было колоритных личностей, т.е. тех, у кого определённые качества были доведены до абсолюта! Приехавшие с этой волной меня поймут…
Принадлежащие к этой волне вскоре поделились на оптимистов и пессимистов. Как правило, оптимистически настроенными оказались повидавшие мир (и, как следствие, не имеющие иллюзии относительно западной жизни) и понявшие, что в ЮАР можно очень даже неплохо жить и делать бабки. Пессимистами же стали евро- (и амеро-) центрики, так и не оправившиеся от пережитого в первые дни культурного шока и не верящие, как результат, в африканское светлое будущее. А тут ещё и призрак Зимбабве… Их кредо — бежать, бежать и бежать, т.к. хуже, чем в ЮАР, быть уже не может (между прочим, очень созвучно тем коренным южноафриканцам, которые никогда не выезжали за границу).
Действительно, можно понять неприятие непривычного, замкнутого образа жизни в
городе, кишащем опасностями прямо за замкнутой на все замки дверью; шок привыкших к защищенной жизни развитого социализма от знакомства с оскалом жестокого капитализма, где, при отсутствии какой-либо определённости с работой и социальной защищённости, так легко скатиться вниз; разочарование от того, что хвалёный («знатоками ЮАР», ещё до переезда) высокий уровень жизни — что-то вроде миража, в реальности обернувшегося обоссанными, заполненными шумной и безалаберной толпой улицами, загаженными многоэтажками, заплёванными редкими автобусами…
Так или иначе, но большинство представителей этой волны, приехав без хорошего (а часто и никакого) английского, права на постоянное жительство, предложения работы и достаточного количества средств к существованию, проявили чудеса упорства и изобретательности, в довольно короткий срок сумев устроиться и легализоваваться. Видимо, в достижении этого результата сыграли свою роль также страх и отчаяние, в основе которых — понимание своей незначительности и ненужности в этом таком новом мире рыночной экономики, но также и осознание того, что обратной стороной этого жестокого мира является справедливость: да, здесь новоприбывший иммигрант никому не нужен, зато есть все условия проявить свои качества и доказать обратное.
Не так уж много осталось от этого потока. Образно говоря, у большой волны — большой откат. Определённая часть реэмигрировала в другие страны англо-сферы, часть вернулась в Россию или другие страны исхода, часть — погибла или умерла хоть и своей, но преждевременной, смертью.
Некоторые настолько ассимилировали в местную жизнь, что, несмотря на по-прежнему сильный акцент и часто неправильный английский, русскими себя уже не считают, понимают толк в хороших буреворсах и качественных брааях, любят с видом знатока порассуждать о крикете и гольфе, вместо «пошёл нах…» употребляют юаровское «Я тебе потом перезвоню», на «пообещать и не сделать» смотрят по-юаровски спокойно. Правда, с местными почему-то дружбы не водят, женятся на русских, любят собираться в небольшие компании с такими же русскими и посудачить, как когда-то делали их бывшие соотечественники на лавочках у подъездов хрущёвок.
Многие очень хорошо «стоят» и ни о какой реэмиграции и не думают. Осмелюсь сказать, что их можно отнести к патриотам ЮАР, любящих, несмотря на наличие серьёзных проблем, ставшую своей страну. Им ли, пережившим смутное время до и после выборов 1994 года (когда никто не знал, что будет завтра и можно было ожидать самого худшего), а также страшную по своей жестокости волну преступности середины 90-х, им ли бояться неприятных новостей, время от времени появляющихся в СМИ? В конце концов, это Африка, a volatile continent.
2) Осмотрительные (середина—конец 90-х)
Приехали из более-менее открытой и стабильной (не считая обвала рубля 1998 года), с элементами капитализма, России в ЮАР афро-центристскую, с АНК у власти, тоже более стабильную, но переживающую штормовой период, вызванный двумя волнами: преступности, с одной стороны и панической эмиграцией нечёрного населения в более мирные края, с другой.
Таким образом, романтизация ЮАР как светоча европейской цивилизации на краю Африки, желание закрепиться в этом уголке мира, во что бы то ни стало, так характерного «отчаянным», если и присутствовали в этой волне, то в намного меньшей степени.
Действительно, у приехавших в ЮАР россиян в оценке «текущего момента» превалировала осмотрительность: во-первых, в становящейся на ноги России было что терять, во-вторых, в ставшем более открытом для россиян мире было, где искать (свет клином на ЮАР, при наличии трёх других англо-саксонских стран с активными иммиграционными программами, не сошёлся).
Как ни странно, но у многих (и молодых в том числе) россиян к приоритетам эмиграции относятся, наряду с материальными факторами, стабильность и правопорядок (качества, свойственные скорее пенсионерам), коими ЮАР в то время «похвастаться» не могла. Более того, начиная с 1995 года, резко изменилась юаровская иммиграционная политика по отношению к гражданам России и Китая (как, возможно, и ко всем другим), которую можно коротко охарактеризовать словами «Не пущать!». Если, к примеру, в начале 90-х среднемесячное количество иммигрантов составляло 2400 человек, то к концу десятилетия эта цифра снизилась до 400.
Всё вышесказанное привело к «затуханию процесса»: то незначительное количество русских, приехавших сюда за этот период, оказалось либо «бедными родственниками» (т.е. имеющими родственные связи в ЮАР), либо «искателями приключении», правдами и
неправдами осевшими в полюбившейся им стране. К концу же периода усиливаются другие тенденции — иммиграция путём женитьбы или с помощью предложения работы, которые я и рассматриваю в следующей главе.
3) Жёны и гастарбайтеры (конец 90-х—начало 2000-х)
Приехали из вполне открытой, стабильной и процветающей (благодаря торговле полезными ископаемыми) России во вполне стабильную и процветающую ЮАР. Соответственно, и отношение к ЮАР более спокойное, с эмоциями, находящимися в прямой зависимости от разницы в качестве жизни «там и здесь».
Жён, имеющих целью поселиться за границей и тем самым решить множество проблем личного порядка, по способу поиска супруга я бы разделил на две группы: «рыбачек» и «охотниц».
Рыбачки забрасывают удочку (то есть помещают объявление в бюро или на сайте знакомств) и ждут. Ловля идёт, понятное дело, на блесну (фотографию). Здесь главное — не опережать события, иначе рыбу, существо хоть и глупое, но осторожное, можно и спугнуть. Поэтому на первом этапе необходимо показать, вкупе с независимостью натуры, широту кругозора, высоту моральных качеств и глубину внутреннего мира. А уж дальше можно на корявом английском объясниться и в любви, сообщив потенциальному супругу о его привлекательности, необыкновенности и преимуществе перед русским мужиком, пьяницей и насильником.
Можно понять изумление оплывшего жирком юаровца, к 40—50 годам подрастерявшего былой лоск, бросившего ставшую постылой недалёкую и консервативную жену и не в состоянии найти, по причине ограниченности доходов и узости местного рынка невест, кого-то помоложе и привлекательней, от виртуальной встречи с писаной красавицей, образованной, хозяйственной и энергичной, которая, как оказывается, жить без него не может! Тут, как говорится, браку быть!
К охотницам же относятся те, кто, приехав в ЮАР, занимается поиском добычи непосредственно в ареале её обитания. Большинство из них — проститутки и стриптизёрши (последние именуют себя танцовщицами), однако находятся и авантюристки, ничего с древнейшей профессией не имеющие. Оглядевшись и пожив в местных условиях, охотницы приходят к пониманию своей ценности в сравнении с ленивыми, недалёкими и менее яркими белыми юаровками. Найти таким, при отсутствии вредных привычек, мужа, готового закрыть глаза на бурное прошлое своей «половинки», не так уж и сложно.
Справедливости ради следует добавить, что образованные и более-менее зрелые жёны часто не смиряются с участью домохозяек, переучиваются и работают, прекрасно конкурируя с местными кадрами, а часто их и опережая. Двадцатилетние же дурочки — откровенные Les Miserables.
Несмотря на наличие «любимых» мужей и «крепких» семей (рождение ребёнка — необходимая и составная часть программы закрепления), жёны вскоре начинают чувствовать неудовлетворённость, пустоту и скуку от общения со своим избранником, а также его родными и друзьями. Сказываются разница в менталитете, образовании, интересах, и, наконец, темпераменте. Оказывается, что никакой совершенный английский не позволит выразить себя, пообщаться и повеселиться так, как это делается только по-русски и только в русской компании.
Гастарбайтеры же, наверное, самая равнодушная к этой стране часть приехавших. Их задача — срубить «капусту» и уехать, в связи с чем взгляд на окружающую действительность отличается от всех остальных групп поверхностью и цинизмом. Впрочем, «окружающая действительность» им платит тем же.
Эпилог
Несмотря на разницу в восприятии юаровской жизни, характерной для той или иной волны иммиграции (о чём говорилось ранее), существует немало общего, что определённую часть представителей этих волн объединяет. Сюда бы я отнёс:
1) Высокомерное отношение к местному населению (белые — тупицы, чёрные — дебилы, кругом — дураки). На вопрос же, как тупицы могли создать такую процветающую страну, стандартный ответ: «За счёт апартеидного прошлого и дешёвой (неквалифицированной) рабочей силы» звучит неубедительно, так как раздельное проживание рас экономическому развитию способствовать не может. К тому же, все африканские страны опираются на ещё более дешёвый труд, но процветания там что-то не видно. С моей точки зрения, никак не умаляя роли небелого населения, чьими руками, собственно, и была построена современная ЮАР, без «пришлых» протестантов (коими являлись и голландцы, и англичане, и французские гугеноты) с их «рациональным христианством», страна (а, скорее, несколько образовавшихся на её территории государств) в лучшем случае напоминала бы что-то среднее между Свазилендом и Лесото.
2) Пренебрежение к африкаанс (язык простолюдинов, неприятный на слух) и нежелание его изучать. Особенно характерно для новоприбывших и тех, кто так и не «справился» с английским.
3) Жалобы на плохое телевидение, отсутствие культурной жизни и возможности «себя показать и других посмотреть». Менее характерно для принадлежащих к ранним иммиграционным волнам, уже втянувшимся в местный образ жизни.
4) Ревнивое отношение друг к другу (к местным такого чувства, как правило, не возникает), оборачивающееся «разговорами за спиной» и соперничеством (со своими же знакомыми и друзьями) в обладании материальных благ.
5) Большое желание зарабатывать и делать деньги. В общем, прекрасное качество, диктуемое также и особенностями местных условий. Между прочим, каждый раз, приезжая в Россию, удивляюсь беззаботности их жизни по сравнению с йоханнесбургской.
6) Стремление к общению со своими соотечественниками, ограниченный (или его отсутствие) круг близких знакомых среди местных.
7) Высокая оценка природы и климата.
В завершение, хотел бы добавить, что причиной написания этой статьи было желание определить нашу русскую общину в южноафриканском «времени и пространстве».
27 февраля—8 марта 2006 г.
